Skip to main content
Support
Blog post

Пятый пункт

Konstantin Goldenzweig

Константин Гольденцвайг — о возрождении антисемитизма в России

Не буду юлить, начну с главного. Меня зовут Константин Гольденцвайг. У меня есть прямые выходы на Джорджа Сороса, Романа Абрамовича и семью Эльциных. Это подлинная фамилия второго (после Горбачева) ставленника Израиля в России. При желании через них всех я также могу выйти на Бильдербергский клуб. Он обслуживает интересы золотого миллиарда. Сам я лишь благодаря заступничеству этих людей до сих пор не в Израиле, не воюю с ХАМАС. Вообще же, я — маленькая шестеренка мирового сионизма. Он, как известно, мутит воду всюду. В моих документальных фильмах положительные герои картавят. У них длинные носы. Так мы, кошерные, учим всех русских жить. Разваливаем Россию. И, да, помимо всего прочего, я — детоубийца.

 

…Все последние годы, давно перейдя из вконец спятившего федерального телика на независимые площадки в ютьюбе, я перед каждой новой своей работой ставил одну и ту же цель: выйти из либерального, прозападного «пузыря», каким бы комфортным он ни был, к самой широкой аудитории. Вызвать интерес у тех в России, кто с тобою заведомо не согласен. Строго говоря, в этом ведь и состоит тележурналистика. Признаюсь, нынче это иезуитски сложное дело: конкурируя за зрителя с госпропагандой, ты обязан — про себя и вслух — задаваться все более нелепыми вопросами. Ну а вдруг Путин прав? Вдруг «иного выбора нам не оставили»? И что если Европе в самом деле конец, а триединая святая Русь — последний островок надежды в бездуховном, эгоистичном мире?

 

Эти мыслительные приседания — последний раз я совершал их в работе о Венгрии Орбана, в декабре вышедшей на «Дожде», — неизменно, похвастаюсь, приносили свои плоды. Аудитория росла, счет шел на миллионы.

 

Скучая после Нового года перед ноутбуком, я впервые за все это время взялся с нею, с этой новой аудиторией, познакомиться ближе, заглянув не только в цифры просмотров. В критических комментах на ютьюбе — не так важно, от нанятых ботов или от живых людей, — мне стало любопытно найти соображения, доводы прежде всего тех, кто со мной был бы на полярных позициях. Однако все чаще лента комментов сводилась к тому, что… Ну вот, собственно, я изложил выше. 

 

Вообще, еврей я на четверть. Редкие юдофобские выпады всегда воспринимал без болезненных чувств, не столько как личные оскорбления, сколько с улыбкой и с зоологическим интересом. Доставшаяся от деда еврейская фамилия со школьной скамьи приучала к самоиронии. Так что, когда по весне, лет в пятнадцать, вспышки, скажем, моего пубертатного смеха за партой учительница объясняла приближением «этого их еврейского праздника», я бодро отвечал на весь класс: «Все верно, завтра ж День космонавтики». Когда начальство в погонах на НТВ в нулевых призывало меня взять псевдоним понейтральней, я отшучивался: да не вопрос, согласен на Рабиновича. Я охотно травил с друзьями анекдоты про евреев и вспоминал желчный юмор еврея-дедушки. Когда из Союза стали тысячами эмигрировать в Израиль, он, по семейной легенде, язвил: «Вы мне скажите только, куда именно все эти люди поедут. И я тогда выдвинусь в противоположную сторону». Наследственный юмор, впрочем, так и не уберег отца, одаренного физика и математика, от пресловутых еврейских квот на поступление в ведущие технические вузы Москвы: получить диплом в них он, как и многие в СССР семидесятых, не смог. Хотя и трагедией это не стало.

 

Словом, то, что маргинальной, а порою — официальной России антисемитизм был иногда присущ, откровением для меня не являлось. Ну не страшили ж где-то поблизости ни больные педикулезом, ни городские сумасшедшие, справлявшие на улице нужду. Но кажется, что, находясь последние пару лет вдали от России, я как будто недооценил нынешнего масштаба хвори. 

 

Когда осенью в Дагестане разъяренный сброд выбежал к взлетке махачкалинского аэропорта в поисках евреев, что, по смутным предположениям местных, прятались всюду, даже в двигателях самолета, прибывшего из Тель-Авива, я, если честно, принял это за случайную инициативу снизу. Только что заново вспыхнул палестино-израильский конфликт, и гнев российских мусульман не отличался кардинально от настроений миллионов ближневосточных мигрантов в приютившей меня Европе.

 

Когда чуть ранее в антисемитском духе российский президент стал ерничать над бежавшим из Москвы и всплывшим в Тель-Авиве Анатолием Чубайсом, дразня его «каким-то там Моше Израилевичем», мне и в этом не виделось смены вектора: остроумием полковник Путин не отличался никогда; ну что ж, подыграл вновь злопамятным пенсионерам.

 

В мае, впрочем, прозвучал еще один тревожный звонок: министр иностранных дел Лавров пустился уже в лютую конспирологию, публично объяснив, как Зеленский может быть одновременно и евреем, и неонацистом, — ведь и в Гитлере, мол, текла иудейская кровь. Это было, безусловно, за гранью. Хотя в компоте из самых разных идеологий, который за минувшие годы сварила российская власть, и эта экзотика тонула где-то промеж украинских сатанистов и боевых американских комаров.

 

…Ну да, а затем из праздного любопытства я и взялся — ей-богу, впервые — почитать комментарии зрителей. Как к своим работам, так и к работам коллег. Иных из них, как и меня, зовут не то чтоб Иванов и Сидоров. Как обнаружилось, и на их счет точно так же в последнее время поступает все больше и больше, нет, не критики, а проклятий и оскорблений. Как к «представителям богоизбранного народа». Как к «агентам Иудофашистостана». Короче, как к «жидам, которым не место теперь в новой России».

 

Пелена наивности с моих карих глаз с опозданием, но все же стала спадать. Я задумался, как уже не отдельно взятыми фриками, а яркими выразителями современной российской идеологии стали супруги Цыгановы и Захар Прилепин, Валентина Талызина и — в современной своей ипостаси — Никита Михалков. И раз пещерные, обращенные к широкой публике утверждения о том, что убивать нормально, что ценней человеческой жизни изгиб госграницы, что все, кто усомнится в этом, — предатели, а лесбиянки и геи, кстати, вообще, продукт заговора мирового правительства; раз вся эта гремучая смесь из невежества, ксенофобии, великодержавности — отныне комильфо, то отчего ж к хорошему тону не отнести и черносотенные взгляды этой же самой публики? Российская власть нынче если не культивирует их собственноручно, то уж точно потворствует им, с молчаливым согласием принимая.

 

Певице, объясняющей всерьез вторжение в Украину как сорванный проект Израиля по захвату новых земель, столь же всерьез, в присутствии телекамер, аплодируют участники так называемой СВО. А значит, и подобное разрешается. Из писателя, что возмущается засильем евреев в жюри российской книжной премии, лепят героя Донбасса. То есть и такое ненаказуемо. В гостях у самого благонадежного интервьюера страны советскую киноактрису в рассуждениях о пятой колонне заносит в разоблачения тайных еврейских корней у ее (куда более одаренных) коллег — и ничего, идет в эфир. Выходит, теперь допустимо все. 

 

Ни антисемитская травля сверху, ни еврейские погромы внизу никогда не случались в России внезапно. Им всегда предшествовал плавный разогрев настроений. Восходят ли на сей раз эти тонкие пока струйки бреда к чьему-то единому плану? Приготовиться ли всем евреям в России? Думаю, вряд ли. И искренняя брань от моих телезрителей, и потуги отдельных российских селебрити — даже все это вместе производит пока впечатление скорей побочного эффекта. От событий куда более масштабных. Просто коли вспять, в средневековье, шагает вся страна, то ненависть к евреям — почти непременный багаж в таком путешествии во времени.

 

С другой же стороны, всплеск характерной для страны заразы мне представляется тревожным, но одновременно обнадеживающим симптомом. За всю бурную российскую историю почти в любой из эпох запертый в подполье антисемитизм из сельских хат, торговых рядов и заводских курилок вырывался особенно шумно именно что в самые дремучие времена. В те, при которых в воздухе витало приближение катастрофы. Когда казалось, что вот-вот должно было прорвать очередной гнойник. Это смутное, но не отпускавшее, шедшее откуда-то из утробы предчувствие большой беды у простого человека требовало какого-нибудь сильного успокоительного. И из раза в раз самым надежным средством разрядить напряжение оказывалось «бей жидов, спасай Россию». Особенно тогда, когда государство переставало смущаться — и само, без рецепта, населению выдавало это лекарство.

 

Так было и в застойные брежневские времена, когда толчком юдофобской волне послужили вконец испортившиеся отношения с Израилем и США плюс массовый отток евреев из СССР. Через несколько лет, впрочем, и следа не осталось ни от «антисионистских комитетов», ни от самого Советского Союза.

 

Так было и в послевоенную пору с имперским — точь-в-точь как сегодня — славословием в честь великого русского народа-победителя. Тогда, наевшись прочими категориями неугодных, сталинская машина взялась было за «безродных космополитов», еврейских «заговорщиков-врачей» — и за их высылку по направлению к Биробиджану. Как раз на этом, последнем своем злодействе, Сталин, к счастью, и умер.

 

Так было и в начале XX века, когда Российскую империю охватили погромы, в народе пустили в ход подложные «Протоколы сионских мудрецов», в суде шло дело Бейлиса, а черносотенцам горячую поддержку оказывали даже в окружении Николая II. Через несколько лет в живых уже не будет ни Романовых, ни запутавшегося в себе государства, которым они управляли.

 

В подобных совпадениях, уверен, нет никакой мистики. Просто в стране, что из века в век отвлекалась от взросления и развития на борьбу с чинившими козни врагами, «окаянные», как напишет Бунин, дни зачастую предваряла расправа над самыми досягаемыми из возможных врагов. Над евреями. А потом все окончательно шло вразнос.

 

Без злорадства, хочется верить, что, и на сей раз прорывающаяся наружу, эта ненависть, затхлая, засаленная, переставшая себя стесняться, является приметой скорых перемен. Болезненных, страшных, но по-настоящему целебных. И уже неизбежных. Когда рванет, не перепачкаться бы только в гнойных выделениях. А в остальном — быстрее бы. Это я вам ответственно, как подручный Сороса, заявляю.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.

About the Author

Konstantin Goldenzweig

Konstantin Goldenzweig

Television Journalist
Read More

Kennan Institute

The Kennan Institute is the premier US center for advanced research on Eurasia and the oldest and largest regional program at the Woodrow Wilson International Center for Scholars. The Kennan Institute is committed to improving American understanding of Russia, Ukraine, Central Asia, the South Caucasus, and the surrounding region though research and exchange.  Read more